В полумиле от биваков мы остановились. Я вынул горсть углей, завернутых в тряпку, и мы зачернили лица, а Имоен вдобавок покрыла угольной копотью обнаженные руки.
Опускались сумерки, луна проступила на голубовато-сером небе серебряной монетой.
—Брал, чтобы голову не напекло. — Я указал на прикрытое ставнями окно. — Больно жаркое солнце.
—Мест нет, все занято! — с ходу проревел Милашка-Очаровашка, увидав людей Фрея. Он потряс черной, кажется, залитой смолой культяпкой. — Я не потерплю! Почему плохая погода?
—Вернее — смертоносец Внешнего Круга. Они переглянулись.
—О-о-ой. Ох... — Гритт, до чего погано... Что же я вчера пил? Уракамбас, кольнуло воспоминание, отвратный гномий уракамбас! И не пил — хлебал со слезами на глазах. Олник все же уговорил «чуточку попробовать». Ну попробовал, а потом оно само пошло — отвратный горлодер с горьким привкусом, уракамбас как нельзя лучше соответствовал нашему с Олником настроению.