Я не понял, и он объяснил, что к Фрею прибыли остатки хараштийских банд.
Надо же, какое несчастье. Ай-ай-ай. Надо будет сказать Альбо, чтобы помолился за упокой его гнилой души.
—Мы приглашены для приватного концерта, — быстро сказал я, демонстрируя мешок с обломком ситара. — Может, слыхали про знаменитых странствующих бардов «Два-Сапога-Пара»? Так это мы и есть. Я исполнитель романтических баллад, а мой друг — единственный в мире гном, который играет на молотке для отбивания мяса. Нельзя измерить деньгами то, что он делает, это настоящее высокое искусство!
Внутри мы продолжили, действуя размашисто, так что щепа полетела от оставшихся стоек, а вазоны осыпали мрамор землей. Неподалеку Олник подмял Мою Денежку и, кажется, пытался выдрать из его седой шевелюры клок. Уши Митризена обнажились — одно было большое и острое, как обычно у эльфов, второе — скукоженное, закругленное и красное.
—Гаденыш всплеснул руками! — крикнул Олник, давясь чихом.
Мы наметили ориентир для встречи — большую, одиноко стоящую вербу и обменялись прощальными кивками. Имоен растворилась в темноте. Я припал к земле и начал красться вперед.