— И откуда в тебе столько жестокости, Проходимец? — вопрошал меня Жипка, когда я, пыхтя от натуги, спускал его вместе с креслом вниз по гаражной лестнице. — Ты ж всех урсов сонными завалил! Да еще и ворота закрыл, чтобы они не разбежались!
— Затем до Шебека добрался, решили с экипажем работу взять — доставить какую-то хрень оттуда сюда, на Пион, в этот город — чтоб ему пусто было! — хотя куда пуще… Так и оказался здесь, по дороге натерпевшись всякого. Шебекские заказчики нас кинули, твари из всех щелей повылезали, а потом город бомбить кто-то стал… Вот я и отстал от своих… транспорт без меня ушел…
— Вы понимаете, что каждый час здесь — это семьдесят пять часовтам? Данилыч, тебя же семья ждет!
Санек действительно выглядел неважно: зубы сцеплены, глаза зажмурены, капли пота на грязном лбу… даже при свете фонарей и под слоем грязи видно, что лицо бледное донельзя. Над штурманом склонились девушки, Ками что-то мудрила над его левой ногой, беспомощно отставленной в сторону.
Ками, похоже, на «детку» не отреагировала никак. Или притворилась, что не заметила моей оговорки.
Я пополз вдоль песчаного языка, уповая лишь на Бога и на пуленепробиваемость плазмозавровой курточки. Да, длинноват все-таки дробовик — ползти неудобно. Его все же следовало укоротить — и ведь думал же над этим! Теперь вот ползи с опаской, чтобы не черпнуть песка дулом. Слава Богу, не нарезной ствол — несколько сухих песчинок для дробового выстрела из гладкого ствола не проблема. Вот если бы я наглухо грязью канал забил…