– Ты в порядке? – двинулась к нему Маргарита.
Ромашкин вытянул за хвост леща, шелестя чешуей, провел по нему пальцами, приложил к носу, втянул аромат, недоверчиво прищурился.
Дорожкин спрятал футлярчик в карман, потрогал через куртку пистолет на поясе, похлопал по сумке, что висела на плече, и неожиданно для самого себя направился не к матери Алены Козловой, которая проживала через квартал, в доме номер семь по улице Сталина, а двинулся к дому, в котором числился до убытия «в связи со смертью» Дубицкас Антонас Иозасович. Надо было разобраться именно с этим. Перед глазами все еще стояли оплывшие мужики, или мертвяки, у входа на кладбище, вспоминался чистый и аккуратный старичок из института в черных очках и страшные цифры под фотографиями, указывающие годы жизни руководства института. Когда же он умер?
– Он, этот инспектор… – Дорожкин с трудом сдержался и не привстал на носки, чтобы выглядеть повыше. – Он пропал сразу после того, как побывал у вас, или позже? Откуда вы узнали о его исчезновении?
Вздохнула Лизка Уланова, подняла взгляд, дохнула на свечу, и та сразу гореть в два раза ярче стала, осветила заспанное лицо Дорожкина.
– Сразу в мастерскую, – буркнул Дорожкин и закричал вслед Павлику: – К Урнову! Который «Урнов и сыновья»! На первое техобслуживание! После обкатки!