— Выброси, — попросила она. — Мусоропровод на площадке.
Глеб ощущал себя каким-то мутным и стеклянным. То ли хмель, то ли похмелье. То ли выпить ещё виски, то ли лучше кофе. Но в любом случае приятно быть чистым. Вот бы и бельё сменить…
— Цинично было бы, если бы Гермес присвоил долю Гурвича, — пробурчал Глеб.
Глеб словно своими глазами увидел эти караваны, где под унылые распевы погонщиков сквозь нестерпимые горячие миражи едут через пустыни вьюки с шёлком и перцем, с опиумом и рисом, с чаем и чумой.
— Зайдём сюда, — шёпотом сказала она. — Так надо.
Чтобы продать «ДиКСи», Гермесу нужны были протоколы Гурвича. И Гермес поступил по-иезуитски. Через Кабучу он усилил Гурвичу дозу — и привёл ему потерянную дочь. Дескать, ты подыхаешь — так отдай ей протоколы: как наследство и как компенсацию за былое равнодушие. Гурвич так и сделал. Что ему ещё оставалось? Он проиграл и умер.