Глеб, филолог по образованию, вспоминал, как у Астафьева в «Оде русскому огороду» бабушка ругала деда, копавшего грядки: «Борозду пройдёт — папирёсу! Борозду пройдёт — папирёсу!» Это и был русский народный Твиттер, но только господу богу. А мелко лгать в депешах — естественно, словно курить не взатяг.
— Класс! — ответил он Бобсу. — И чё? Как там всё?
Глеб медленно пошёл вперёд. Рефлектор фонаря был подкручен на рассеивающий свет, поэтому Глеб видел всё. Длинный коридор. Направо и налево — комнаты. Кое-где громоздится какая-то рухлядь: ветхие деревянные стулья без сидений, хромоногие шкафы, столы без ящиков и с обломанными углами столешниц. На потолке — ржавые сетчатые намордники от ламп. На полу в бетон утоплены рельсы. По стенам, выкрашенным синей краской, висят толстые связки проводов с отвалившейся изоляцией. Всюду пыль, холодно, грязно.
— Не прорвёмся туда через Центр, — вздохнул Глеб. — Митинги же. А в объезд — лучше сразу меня убей.
— Я прошу вас, — мягко произнёс Глеб. — Я будто поскользнулся… Ощущение скорой беды. Как у Брэдбери: «Чую, зло грядёт».
От Савёловского до Отрадного и «ДиКСи» дорога была прямая. Глеб вышел к стоянке то ли такси, то ли бомбил.