Получив в воскресенье тот же самый ответ, Дорожкин отправился домой, где постоял под душем, отгоняя неприличные мысли по поводу надувания егеря, а затем лег в постель и проспал весь день до вечера; поднялся, перекусил, размялся и снова уснул с вечера воскресенья до утра понедельника, предварительно успокоив себя тем, что Шакильский в надежных руках, а Кашину обо всем происшедшем доложено по телефону еще в субботу. Но еще в воскресенье вечером, когда он заставил себя поесть, а потом отмотать на беговой дорожке десяток километров, Дорожкин уснул не сразу. Он смотрел в высокий потолок и думал о том, что его мечта о собственном жилье близится к краху. Замок, в котором он занял не самую последнюю келью, был построен на песке. Или в грязи. Осталось только выбрать – исчезнуть из замка, до того как он рухнет, или выбираться из обломков, основательно перемазавшись.
– Прости, – начал подниматься с места Мещерский. – Я сам рассчитаюсь.
– Вчера еще, – кивнул Дир. – Одни кости остались. Я слышал, ночью он на край деревни выходил, да не обломилось там ему ничего.
– Есть, – потянул со спины рюкзак Тюрин. – У хорошего хозяина все есть.
– Обязательно? – брезгливо поднял грязные валенки Мещерский, но поспорить ему не удалось. Тот способ проникновения на территорию промзоны, который предложил Урнов, делал переодевание необходимым.