— Царствие Небесное! — прорычал он, глянув в зеркало на раскоряченных, взлетающих в этот момент над виражом «Фламенко» и «Охотника». Он преисполнился вдруг ярости и вдохновения и понял, что победил.
— Простите, полковник, но ведь Генштаб и весь личный состав наших «форсиз» приветствует слияние с героической армией Великого Советского Союза…
Грохочущие белые валы один за другим шли на них, и Лучников подумал, что буря усиливается и в конце концов может расплющить их о камни дамбы. Пока валы разбивались метрах в двадцати от них, но бурлящая пена докатывалась уже до стены. Через час волна будет бить в дамбу и взлетать над ней, как сейчас она взлетает над морем.
— Что вы думаете, Мухтар-ага, насчет Идеи Общей Судьбы?
— Вы были правы, Андрей Арсениевич, — вдруг осипшим голосом проговорил он. — Я прожил жалкую и страшную, полностью недостойную жизнь…
Десятиборец вежливо, полудипломатически-полутоварищески улыбался. Лучников подумал, что из этого красавца-атлета настойчиво уже выпирает кто-то другой — очень немолодой и не очень здоровый человек. Может быть, иллюзия эта возникла из-за излишней его быковатости, быковатости явно преувеличенной нынешней от-вет-ствен-ностью как представителя советских спортивных организаций.