Измученные, обожженные путники остановились. Они еле держались на ногах. Людской водоворот пугал Алкмену и Ликимния; Амфитрион мечтал о покое и тишине. Пойти к другим воротам? Это означало тащиться вокруг Фив лишние стадии. Может, удастся незаметно прошмыгнуть мимо общего ликования?
— А какого даймона он заявился раньше? Я бы успел…
Мнение Тритона насчет младшего Птерелаида — баба тот или герой — мало интересует Амфитриона.
От холмов к берегу шли люди. Юноши, подобные тем, кто ждал их у кромки шипящего прибоя. Впрочем, имен было больше: Горгофон, Амфимах, Филоном, Номий, Лисином, Перилай, Анактор, Еврибий — и малыш Ликимний. Это если помнить, что каждого рожала мать. Знать, что судьбы всем наособицу спрядены. А подбей общий итог, и выйдет: сыновья Электриона Микенца.
В свинцовом небе хмурились тучи — брови Громовержца. Ветвистая молния ударила за холмами. На миг все озарилось мертвенным, иссиня-белым светом. Прадед-Олимпиец предупреждал дерзкого потомка: остановись! поверни обратно! Раскат грома напугал коней. Твердая рука возницы смирила животных и вновь послала вперед — правнук не внял предостережению. Амфитрион спешил к отцу, и не было в мире силы, способной остановить его.
— У нас в семье уйма Горгофонов, — отшутился он. — Тетя, твой сын… Не считая деда. Куда ни ткни — всюду Убийцы Горгоны. Полагаю, Сфенел назвал дочку Медузой из чувства противоречия…