— Примите гостей, как подобает. Отведите их в покои. Согрейте воды — омыться с дороги. Накормите. Пошлите за моим лекарем…
— Нет! Их убийца жив! Он смеется надо мной…
Она поймала заколку на лету. Отец знал, чем одарить Комето. Серебряная волчица скалилась, защищая детенышей. Сделав вид, что ей зябко, девушка накинула плащ, ранее лежавший в кресле, застегнула пряжку на груди — и прикрепила заколку рядом с пряжкой. Пусть волчица думает, что пряжка — волчонок.
— О да, племянник, — сказал ванакт. — Благодарю тебя. Ты привез мне великую радость…
Еще трудней приходилось Эверу. Младший сын жил хуже, чем в темнице. Отец трясся над последышем, следя за каждым шагом. Не ходи в горы — упадешь. Не ходи в море — утонешь. Не ешь из чужих рук — отравят. Вот тебе охрана, без нее — ни шагу. Ты — мой Золотой Волосок, говорил отец. Все надежды рухнули, остался лишь ты.
Он хотел подстеречь человека, приносящего еду — зачем? поблагодарить за доброту?! — но из-за постоянного недосыпа явь мешалась с дремой. Уже схватив край чужого плаща, Амфитрион просыпался в одиночестве, на ложе или во дворе, на сырой земле. Тритон? — спрашивал он у рассвета, у звездной мглы, у позднего вечера. И знал, что ответа не будет. Вчера в него стреляли из лука. Стрела воткнулась в колоду для рубки мяса. Выстрел был сделан с крыши соседского дома. Приглядевшись, сын Алкея увидел: стрела порченая, с трещиной вдоль древка, с лысым оперением. Нет, его не хотели убить. Припугнуть? Вряд ли. Скорее всего, развлекался какой-то дурак. Он сломал стрелу на три части. Долго вертел в пальцах наконечник — тупой, как шутка трусливого лучника.