Темнело. Рабы зажгли факелы. В неверном, мятущемся свете дядя казался больше, чем есть. Гигант, дитя Геи. Пиво клокотало у него в глотке. Они на охоте, ревел дядя, а мы здесь. Они там — подвиги, а мы тут — подвиги. Выпью целый пифос — чем не подвиг? Должно быть, Электрион был пьян еще до прихода в гости. «Не бойся, племяш! На всех хватит подвигов…»
— Ты! — он ткнул пальцем в доверенного человека, молча ожидавшего приказаний. — Бегом в восточную гавань, поднимай бойцов. Корабли — на воду! Собрать всех, кто есть.
Двое юнцов, незнакомых сыну Алкея, и впрямь лупили друг дружку с превеликим усердием. Казалось, они соревнуются в том, кто ловчее использует правила в свою пользу. Делая вид, что целят в челюсть или скулу, парни искусно промахивались. Кулаки со смачным чавканьем врезались в шею, плечи, подмышку, а то и под лопатку, если соперник слишком уж размахался, подставив спину. Впрочем, это не мешало бойцам честно выколачивать дурь из молодых голов. Шлемы, на которые пошла толстая шкура вола, спасали отчасти. Амфитрион в восхищении цокнул языком — и прикинул, что на месте судьи не сумел бы поставить хитрецам в упрек ни один из промахов.
Свите они велят ждать у обочины. К святилищу Персея — его возвели два года назад, по левую руку от дороги, ведущей в Аргос — братья направляются вдвоем. Электрион несет на руках трехмесячного ягненка. За поясом ванакта блестит жертвенный нож без ножен. В сумке Сфенела лежит остальное: ячменная мука, мед, огниво и трут.
«В Трезенах нет твоей судьбы, — сказал Питфей устами гонца. — Не приезжай.»
— Ты рассудителен не по годам. Война и политика — вино и уксус. Не спешишь судить о том, в чем не уверен? Это хорошо…