Комето вздрогнула. Когда гибли лучшие, слишком часто потом звучало отцовское: «Я стоял рядом…» Нет ничего удивительного, что лучшие в бою стоят бок о бок с вождем. Но когда вождь неуязвим, а те, кто рядом, чаще обычного тенями сходят в Аид…
Лицо Аркесия пылало. Сейчас, сейчас рыжему медвежонку откроется тайна, дарующая победу. Амфитриону даже было жаль разочаровывать парня. У Аркесия имелся собственный, змееногий дед, чьи предки хвостами уходили во влажную утробу Геи-Земли. Этого парню было мало. Рыжий завидовал внуку Персея, полагая себя обделенным.
Она чувствовала себя грязной, словно искупалась в отхожем месте. Личина Эвера грозила сползти в любой миг. По дороге девушке не удавалось как следует вымыться. Если встречались ручьи, рядом было слишком много случайных глаз. Даже на ночь Комето не снимала льняной панцирь, который позаимствовала у мертвого брата. Вшитые наплечники делали ее фигуру более мужской; плотная, стеганая ткань надежно скрывала грудь. Птериги, свисая до колен, уродовали походку. По нужде она отходила в темноте, нарочно поднимая шум, чтобы не подумали, будто пленник решил сбежать. До вечера приходилось терпеть, рискуя обмочиться на ходу. Пустяки! — если ей хватало терпения не прирезать Ликимния, этого жалкого лжеца…
— И это говоришь ты, Алкей?! — возмущение Сфенела, младшего из Персеидов, дышало искренностью. — Сыновья Пелопса — родные братья твоей жены. И моей, кстати, тоже, если ты вдруг забыл. Не настолько близкое родство, чтоб оно помешало нам очистить просящих. Но и не настолько дальнее, чтобы мы отнеслись к ним, как к чужим.
— Ты носишь в себе войну. Однажды найдется смельчак, который тебя очистит. Тогда войны не избежать.
— Ты правильно сделал, — вздохнул Амфитрион.