— И поэтому он хочет бросить родной дом? — горячился Хромий.
Наконец стенобитное бревно, увенчанное «бараном» из меди, установили на катки. Сверху навесили двускатную крышу из дубовых досок. Покрыли мокрыми шкурами, чтоб не подожгли.
— Я велю гонцу зайти к тебе, — кивнул Сфенел. — Найди верные слова для изгнанника.
— Знаешь, — сказала Алкмена. — Не гуляй на рассвете.
Я, возражал Амфитрион. Ты просто забыла. Он знал, где правда, а где ложь. В эти дни, похожие на заключение, он совершил подвиг, равный убийству Медузы — превратил себя в виновника дядиной гибели, окончательно и бесповоротно. Рабыня-память подчинилась насилию. Тритон? При чем здесь Тритон?! Я швырнул дубину в корову, и боги рассмеялись…
Трепеща крылышками, мысль сгорела на лету.