Он шагнул к колеснице. Взял копье, прислоненное к перильцам кузова. Потрогал наконечник пальцем. Ухмыльнулся, когда из пореза упала багровая капля. Перехватывая копье поудобнее, Электрион повернулся к жертве — и властно мотнул головой, веля племяннику убраться с дороги.
С террасы были хорошо видны отроги Айноса. Густо поросшие черными елями, они казались выточенными из меланита. Вершину укутали облака, скрывая блеск снегов. Зевс спит, подумала Комето. На Тафосе бытовала примета: если алтарь Зевса Айнесийского, воздвигнутый на макушке горы, утонул в шерсти облачных овец — Громовержец дремлет, и можно не беспокоиться.
— Факелом машут, — успокаивает мальчишку Амфитрион.
— Шли его без промедления. Надо, чтобы он опередил посольство…
Крон, Владыка Времени, ухмыльнулся в глубинах Тартара. И прищелкнул пальцами — если, конечно, у него были пальцы. Миг превратился в вечность. Дубина медлила опуститься. Меч не спешил вонзиться в печень врага. Глаза в глаза. Два зверя. Разные; одинаковые. Готовые убивать ради обладания. Безумцы. Соперники. Мужчины, сражавшиеся плечом к плечу, а теперь вставшие лицом к лицу. Соратники, боевые друзья; верные спутники…
Тритон отбросил дубину. Шагнул к бассариде, оставив Амфитриона за спиной. За широкой, мощной спиной, куда так легко всадить меч по рукоять. Воистину, бронза удивилась, оказавшись в ножнах. «Глупец!» — взвизгнул меч, изворачиваясь. Амфитрион выругался сквозь зубы — лезвие напоследок рассекло ему мякоть ладони.