– Нет. Не специально, а нарочно. В чистейшее дерьмо мы попали, Старый.
– Да пустое. – Тетка сухо усмехнулась. – Вам, телесным, ума откуда взять? Гневаться не буду.
Под ногами глухо бухал дощатый помост. Манька, дурочка, заноз нахватает. Где выдра? Вот угораздило…
– Да не смотри на меня как на дуру. Вон Генка наш вовсю над тамошней демографией работает. Малышня пойдет – нас с тобой троюродными дядюшками-тетушками называть будут. Почему нет? Они же живые.
Мощный прожектор тягача высвечивал газон и мокрую детскую площадку. Оцепление уже сняли – не от кого было охранять никому не нужный пустырь. В фургончике МЧС плакала женщина все время, то забывавшая, то вспоминавшая, как звали ее пропавшую дочь. Курили два мужика: отец с сыном, рядом сидел поскуливающий мокрый спаниель. Нескольких человек, потерянно круживших вокруг квартала, эмчеэсовцы уже отправили в гостиницу.
– Ой, они собак освобождают, – сообразила Мариэтта.