Мазур едва не переглянулся с товарищами, но вовремя спохватился и остался стоять по стойке «смирно». Что бы это ни было, но никак не похоже на готовящийся разнос…
— Товарищ Жоакиньо вышел с таким видом, словно остался очень недоволен… — произнесла Рамона нейтральным тоном.
Умел все-таки Лаврик работать… Старинный орден, эту самую звезду, он за невеликие деньги приобрел в антикварной лавке, а гарнизонные умельцы, каких в любом военном коллективе немало сыщется, аккуратненько убрали центральный медальон и присобачили на его место роговскую медаль так, словно испокон веков так и было.
— Неправильно мыслишь, — сказал Лаврик. — Правительство тут одно — в столице. Все остальное — рвань и бестолочь. Уловил?
Летчик перевел пытливый взгляд на Рамону. Она произнесла несколько фраз — самым непререкаемым тоном. Вот только на летчика ни этот тон, ни предъявленное ею удостоверение не произвели ни малейшего впечатления — он пожал плечами, спокойно произнес несколько слов. Завязался разговор — Рамона настаивала, показывала то на Мазура, то на бумаги, вновь потянулась за удостоверением — но летчик, бесстрастный, невозмутимый, стоял, как стена, отвечал коротко, веско — и, в конце концов Рамона, сразу видно, чуточку растерялась.
Морской Змей с Мазуром понимающе переглянулись. Никакой такой особенной загадки: кто-то высокопоставленный у буров с неизбежным для военного человека цинизмом заранее готовился ради успеха ферзя пожертвовать пешками. «Маячок» уже четверть часа торчал на месте километрах в сорока отсюда к юго-востоку. А вертолеты проверяли маршрут, их экипажи, скорее всего, и не подозревали, что выбраны на роль жертвы. Окажись на маршруте серьезно вооруженные правительственные части, по этим шустрым вертушкам непременно поработали бы ракеты или зенитные установки — да что там, при той невысокой скорости и высоте мало кто удержался бы от соблазна засадить по летучим супостатам из пулемета, а то и из десятка-другого автоматов, и, между прочим, имел бы все шансы их достать. Их полагали бы обычной воздушной разведкой, конечно.