— Хаа-ай, перуны с неба, Громовержец брови хмурит…
По дороге ползла гусеница — вереница повозок. Борясь с ухабами, она растягивалась и сжималась. За гусеницей тащились жуки-рогачи — в город гнали стадо коров. Пыль стояла столбом. Низкое, утробное мычание, казалось, можно было потрогать руками.
— Так бог или нет? Еще или уже? В любом случае не все потеряно. Я ведь помню: когда бог умирает, его прошлое рождается снова.
Если Персей нас защищал — почему не защитил?
Безумие ответа убедило Эхиона. Он наскоро ощупал лодыжку Амфитриона — мальчик взвыл от боли — выяснил, что перелома нет, и стал смотреть туда, где недавно кричали.
Борьба закончилась, а колесничное дело не началось. Учитель Спартак, фракиец, отец приставучих близнецов, опаздывал. Мальчишек оставили на произвол судьбы — ненадолго, сказал, ухмыляясь, борец Гелон. Силач, способный унести на плечах быка, он не знал, что судьба равнодушна ко времени — ей без разницы, день или век.