— В детстве я ненавидел мать. Шлюха, думал я. Грязная подстилка. Меня дразнили ублюдком. Проходу не давали. «Сын Златого Дождя? — хохотали они. — Да уж, изрядно капнуло!» В отцы мне рядили Пройта, моего двоюродного деда…
— А эти зачем? — спросил он. — Только обуза…
Уяснив, что битва откладывается, толпа заворчала. По старой памяти они еще боялись Убийцу Горгоны пуще смерти. До открытых обвинений в безумии — или, не приведи боги, рукоприкладства — дело не дошло. Но бунт зрел в груди людей, грозя однажды вырваться потоком кровавого гноя.
Наконец галдеж стих, и началась свадебная церемония. Невесты вручили женихам праздничные одежды, затем обнесли гостей пирогом и ячменной мукой с медом. «Чтоб из рук любимой супруги и ячмень для вас медом становился!» И вот торжественно вносят благоухающие туши на вертелах. Резник-дайтрос отрезает всем по куску. М-м-м! Да, и баранины тоже! А это что? Серые дрозды? Запеченные с зеленой айвой и кислицей? Царское лакомство, говорите? Жесткие они, ваши дрозды. И айва кислая. Мне бы еще баранинки. Где корзинка с хлебом? Ага, белый, пшеничный…
Он смотрел на собственное копье так, словно был Афиной — и с минуты на минуту собирался атаковать Убийцу Горгоны.
— У меня есть более веские причины убить тебя.