— Нет. Я сам очистил тебя от пролитой крови. Какая разница, кого ты убил, если я сам, в храме Зевса… Ты чист передо мной. Но твой дед — он заплатит мне…
Тропа нырнула в благоухающие заросли мирта. Мальчик зажмурился, опустил голову, касаясь груди подбородком. Нет, ветви проносились над головой, изредка задевая макушку. Казалось, дед ощущает внука как часть собственного тела. Вскоре перед ними открылась гранитная плешь, дочиста вылизанная трудягой-ветром. Тимпаны и трещотки грохотали вплотную.
— Уйди, Леохар, — велел ванакт. — Не делай глупостей.
— Мамка, — сказал Хрис. — Мамка Полифема…
Лагерь просыпался. В тумане бродила неприкаянная молодежь Аргоса. Казалось, спросонья они не могут сообразить: где мы? кто мы? Что здесь делаем?! Горгоны, напротив, были заняты делом: собирали вещи, доставали еду. Живот мальчика свело отчаянным спазмом. Вчера у него маковой росинки во рту не было. Отыскав свою чудом уцелевшую сумку, Амфитрион запустил руку внутрь. Лепешка размокла, остатки сыра раскрошились… Амброзия! Нектар! Пища богов! Чувствуя себя бессмертным и вечно молодым, он с сожалением отправил в рот последние крошки.
— Свои, но не настолько. Оставь подробности при себе. Итак, тот, кого мы считали Пройтом — мой дед Акрисий. А тот, кого мы похоронили в храме Афины под именем Акрисия — на самом деле Пройт. Близнецы, они были так похожи, что люди могли ошибиться. Я вообще не видел деда, кроме как мертвеца на стадионе…