Надвинулся плеск волн. Одинокая чайка рыдала во мраке. Зов усилился. От него можно было опьянеть, как от чистого вина. Персей разбавил зов — «Хаа-ай, гроза над морем, хаа-ай, Тифон стоглавый!..» — пригубил и остался доволен. Блестящий от пота, подобный медным слугам Гефеста-Кузнеца, он пронесся вдоль берега, скрежеща галькой — и, встал, как вкопанный, рядом с тем, кто звал его в ночи.