Меламп осекся. Убийственная ласка в голосе Персея разила без промаха. Не в силах прочесть что-либо в глазах деда, фессалиец обратил свой взгляд на внука. Ненависть, полыхавшая в Амфитрионе, была ему ответом.
Кипарисовый столб — старт бегунов. Второй столб — середина пути. Третий — финиш. Он возвышался у «пращи», напротив судейских мест. Столб украшала надпись «Поверни!» — руководство тем, кто бежал двойную дистанцию. Остальные столбы гласили: «Спеши!» и «Держись!»
— Что за бред? — возмутился Кефал. — Ты пьян?
Амфитрион задохнулся. Печаль была светлой, как осенний лес. Мальчик замер, боясь нарушить хрупкое молчание. Но время шло, закат мерк, подергиваясь пеплом и золой; и он решился.
Старик лежал на сиденье, запрокинув голову. Край диска раздробил ему тазовые кости. Кровь хлестала из артерии. Двое мужчин, похожих на охранников, шагнули к старику — и остались на месте, когда Персей с разбегу упал на колени перед несчастным. Дискобол схватился за голову, раскачиваясь из стороны в сторону. Сейчас Убийца Горгоны походил на горького пьяницу, которого утром настигло жесточайшее похмелье.
И, глядя на Тритона, переполненного благодарностью, испытал стыд. Сам Амфитрион был не уверен, что тирренец поступил правильно. Представив себя на месте Тритона, внук Персея аж зажмурился от неопределенности.