— И внуки! — встрял третий голос, повизгивая от восторга. — И правнуки!
— Убей вакханок, и нам не придется дарить земли чужаку.
Вакханок они нашли на пятый день. Великий Персей вконец загонял тирренцев, привыкших к палубе. Ночами Тритон плакал — так болели ноги. Папаша молчал и скалился — жутко, по-волчьи. Отряд Горгон рыскал по каменистым дорогам Арголиды, забирался в ущелья, похожие на пчелиные соты — так они были изрыты пещерами; несся вдоль русла Инаха, пересохшего летом, едва не сгинул в болотах Лерны… Когда они добрались до Лессы, поселка на границе с Эпидавром, Персей больше часа провел в храме Афины — нищем, украшенном лишь деревянной статуей богини. Он молился один, запретив спутникам не только переступать порог святилища, но и приближаться к нему. Наверное, подумал Тритон, сын Зевса спрашивает у божественной сестры, куда нам идти дальше. И впрямь — оставив Лессу за спиной, Персей без колебаний повел отряд на Паутинную гору. Там и нашлись вакханки. Две дюжины женщин, нагих или в рванье из лисьих шкур, дюжина гогочущих, в стельку пьяных сатиров…
— А как же! Съездили в Дельфы, пожертвовали, сколько надо… Пифия говорит: близнецы. Один от смертного, второй от бога. А который от кого — неизвестно. Жизнь, мол, покажет. Велела назвать близнецов Диоскурами. Обоих, на всякий случай.
Вместо юнца к мачте был привязан кряжистый дядька. Иней седины в спутанных волосах. Косматая, как мех зверя, борода. И колючий блеск из-под кустистых бровей.