Амфитрион желал победы медведю. Леохар, прыгающий рядом — льву.
Женщина похотливо изогнулась, освобождаясь от рванины, еще недавно звавшейся хитоном. Пояс упал ей под ноги. Свернулся в пыли змеей — берегись, ужалит. Нагая, жена Спартака напомнила зрителям статую, ожившую по воле богов, с остатками красной глины на лице и руках. Движения вакханки дышали такой незамутненной, животной откровенностью, что толпа, большей частью состоявшая из мужчин, со вздохом качнулась вперед — и сразу, опуская взгляды, подалась назад. Сама мысль о совокуплении с этим существом вызывала у тиринфян содрогание.
— Угадали, — кивнул Персей. В голосе его сквозила печаль, непонятная детям. — Хорошо, сказала Афина. Папа тоже хочет, чтобы ты был героем. И ударила меня копьем…
Раньше ему бы и в голову не пришло, что можно безнаказанно перебить деда.
— Божественных. Диониса-Освободителя и Персея-Горгофона, сыновей Зевса-Олимпийца.
— Это не стены, — сказал Мегапент, сын Пройта. — Это не крепость…