— Ну-у, — неуверенно протянул Заман, — у одного какой-то огрызочек нестёртого воспоминания остался, у другого... Так, наверное, те сплетни и появляются. С которыми наказатели борются. Кто слишком много болтает, долго в своей ячейке не живёт! Пропадает.
— Я тоже привык, — Семён неторопливо раскатал маленький плотный комочек в короткую нить. — Привычка хорошая, не вредная... Приступаю. — Семён взял со ступеньки часы, завёл будильник и выставил время его срабатывания. — Получаса нам хватит, чтобы сработало транспортное заклинание?
— Голову оторвёт, — поддакнул Мар, — и неограниченного кредита лишит. Она, помнится, так и сказала. Чёрт с ней, с головой, кредита жалко...
Семён задрал голову: метрах в двадцати над ним висела прыгалка — маленькая, почти игрушечная по сравнению с той, на которой Семёну когда-то довелось полетать. Но такая же блестящая — брюхо энэлошки отражало и ярко освещённую кабину, и Семёна рядом с ней.
Шкатулку накрывал стеклянный колпак, Семён не стал его снимать — сквозь чистое стекло и так всё было хорошо видно.
Девицы все как на подбор были худощавыми, неестественно белокожими и загадочно-томными, с мертвенно-синими веками и ярко-алыми татуированными губами; дорогой макияж и татуировка, как ни странно, делали девиц более похожими не на гостиничных профессионалок, а на сирых убогих вампиров. В последней стадии гемоглобинового истощения.