— Какой караул, — в ужасе завопил медальон, — какая гауптвахта! — но слова были произнесены: наказатели, замордованные дисциплиной и начальственным криком Семёна, пришли в себя. Остановились, обернулись.
В центре унылого помещения стоял грубо сколоченный массивный стол, — даже не стол, а что-то наподобие верстака, — сколоченный наспех, кое-как, с торчащими там и сям загнутыми в спешке гвоздями.
А над всей этой лубочной безвкусицей висело румяное глазастое солнышко с дебильной улыбкой от уха до уха: уши у солнышка тоже были. Круглые, блинчиками.
— Гражданин профессор Шепель, — Семён пододвинул к себе стул, сел, закинув ногу на ногу. — Давайте ближе к теме. Суть вашего предложения?
— Настроен! — с азартом ответил медальон. — Ещё как настроен! Сейчас я их... — впереди, у кабины, что-то полыхнуло: рядом с Семёном, чуть не задев его, на миг возникла тонкая, яростно-голубая нить луча и вонзилась в темноту коридора; жуткий рёв потряс зал.
— Это он! — старший наказатель выдернул из рукава подозрительно толстый жезл лучемёта. — Шпион! Диверсант! Которого все ищут!