— Интересно. На какие вопросы хочет получить ответы, славенин, расписанный ранами словно распоследний каторжник после казни на центральной площади, — ага, акцент сразу выдал Виктора, да и Бог с ним. — Еще более интересно, что человек с видом висельника не хочет ограбить меня, а желает предложить мне плату.
Иной от такой боли потеряет сознание, Виктор наоборот пришел в себя. Рыча как зверь, он вскочил на ноги и завертелся юлой. Правая часть лица горела огнем. Что? Как? Почему? Все заполнила одна огромная ярко алая вспышка боли. Постепенно острая в начале боль, притупилась. Хотя лицо и продолжало гореть огнем, по меньшей мере она теперь не заполняла собой все его существо и голова плохо ли, хорошо ли, начала работать.
— Отчего же. Человек ты жизнью умудренный и от выгоды своей никогда не откажешься, а выгода она разной бывает. Дурень ее видит только в серебре, а умный иной раз за звонкую монету и улыбку примет.
— И ты здрав будь. Чего слова цедишь, будто позабыл, — а что тут скажешь, права бабка.
Дом встретил его шумно. Стоя посреди двора и удерживаемый соседями Савося, сверкая свеженьким с пылу с жару синяком, разорялся на имущество Виктора, то есть на кузнеца Богдана, всячески грозясь его непременно лишить живота. Тот стоял красный от натуги с сжатыми кулаками до белизны суставов и катал желваки на скулах. Виктор тут же смекнул в чем тут дело. Ну, Савося, достал.
— Нет. Просто интересно. Красивая девка, кроткого нрава, я ить вижу, что случись и хозяйка из тебя справная выйдет. Странно это.