В конце дорожки, усыпанной конфетными обертками, постерами, билетиками, раскрошенными объедками, поломанными куклами и лопнувшими воздушными шариками, стояла Лин, опираясь о входные ворота ярмарки. Увидев ее, Айзек невольно заулыбался. Лин выпрямилась и помахала им рукой. Затем не спеша двинулась в их сторону.
— Значит, мы все-таки идем, — медленно произнес Седрах. — Возражения?
Приговор стаи был единодушным. Я не стал отрицать обвинения. Не скажу, что такая идея не приходила мне в голову. Просто глубокое отвращение к себе заставило от нее отказаться.
Я снова познал измену. Что мне жалкие оправдания Дерхан — это всего лишь сахарная пудра поверх яда. В словах заключено такое напряжение, что кажется, они ползут и корчатся как черви. Я даже вижу, как пишущего Айзека раздирают чувства. Нежелание лгать. Гнев и стыд. Искреннее раскаяние. Стремление быть объективным. И дружба — как он ее понимает.
— Барбайл, — обратился к ней, на этот раз гораздо тише и спокойнее, Айзек, — что они из себя представляют?
«Что, черт возьми, все это значит? Кто такой Дикий Питер?»