Стем-Фулькер откинулась на спинку кресла и неторопливо потянула из глиняной трубки. В воздухе заплясали жгутики ароматного дыма.
Убедительно прошу вас не прекращать столь хорошо удающегося вам плетения, поклонником какового я являюсь.
Айзек умолк. Через несколько секунд долгой тишины встал. Руки у него тряслись. Он глянул на труп Счастливчика Газида, на Ягарека, молча стоявшего в углу, на Дерхан, выжидательно замершую, на Лемюэля, нервно следящего за ним.
Айзеку чудилось, будто у него гниют десны, будто зубы норовят выскочить из челюстей, а Ткач восхищенно приплясывал. В эфире зажегся исполинский маяк. Поднялась огромная, стремительно растущая энергетическая колонна. Фальшивое сознание, поддельный разум. Он распухал, он жирел, он увеличивался по жуткой кривой роста. Невероятное, чудовищное знамение несуществующего бога…
Как мы могли не заметить ее приближения? Какие причуды рельефа помогают этому распростертому чудовищу прятаться за выступами, чтобы неожиданно выскочить перед путешественником!
«Если войду, а там гнездовая мать, — подумала она, — семья будет разгневана и унижена, и снова начнется бессмысленный спор, как будто и не уходила я несколько лет назад. Если там окажется сестра и сообщит, что гнездовая мать умерла, не дождавшись меня, не сказав мне слова упрека или прощения, то это будет означать, что я осталась совсем одна, и у меня может разорваться сердце. Если бы хоть какой-нибудь знак…»