Она была довольна собой, довольна и горда тем, что удалось сделать прошлым вечером. Ей было плохо и одиноко, но, рискуя рассердить Айзека, она все же пришла непрошеной в его район. И тем не менее ей удалось провести вечер не зря.
— А как мне… я не хочу являться к ним вот так, не представленным… — Он осекся. — Э-э-э… как мне привлечь их внимание?
Он пытался изменить ситуацию. Она видела, как его рука тянется к карману, а затем отдергивается. Если бы он начал разбрасываться направо-налево деньгами, его приняли бы за мошенника.
Друг открыл ей радости секса, научил получать наслаждение от чувствительного тела, начинавшегося ниже шеи. Это было самой трудной и самой необычной метаморфозой. Прежде ее тело было источником стыда и отвращения; сперва, вовлекаемая в действия, не имевшие иной сущности, кроме простой физиологической, она испытывала отвращение, затем страх и, наконец, свободу. До этого она практиковала по требованию матери лишь головной секс, неподвижно сидя в неудобной позе, пока самец ползал и исступленно совокуплялся с ее головотуловищем в безуспешных и нещадных попытках продолжить род.
Подняв клубы пыли, мотылек приземлился. Спина изогнута и напряжена, недоразвитые, но все же сильные, опасные лапы — перед грудью: поза хищника, охотника, убийцы. Он медленно поворачивал голову из стороны в сторону, росший из глазницы усик шарил в воздухе.
Дэвид и Айзек разговаривали наверху, улыбаясь и строя удивленные мины при звуках, которые невольно издавал несчастный чистильщик.