Дерхан делала какие-то пометки в блокноте. Айзек жадно разглядывал окружавшие его примеры шарлатанства и тайных наук.
— Я понимаю, что вас интересуют мои намерения, — сказал Айзек. — То есть хочу сказать: вы меня раньше в глаза не видели и…
— Смотри, ты только посмотри, — забормотал вдруг Айзек, вытягивая из кармана листок бумаги, разворачивая и кладя на стол.
На подбородке Лубламая копилась слюна, которая, стекая, оставила следы на запыленной коже. Он лежал совершенно обмякший, неподвижный. Айзек пощупал шею друга. Пульс был ровный. Лубламай делал глубокий вдох, на мгновение задерживал дыхание, а затем выдох. Ощущение было такое, будто он спал.
Айзек не смог уговорить Ягарека остаться на складе. Гаруда не стал объяснять, почему он уходит. Просто выскользнул в вечерние сумерки, чтобы, несмотря на всю свою гордость, как последний бродяга заночевать в канаве, или дымовой трубе, или среди развалин. Он даже отказался поесть. Айзек стоял на пороге склада и смотрел ему вслед. Темное покрывало болталось на деревянной раме фальшивых крыльев Ягарека, как на вешалке.
Держа под мышкой толстый изолированный провод, аватара приблизилась к скоплению утиля, в котором Дерхан узнала голову Совета конструкций (он по-прежнему лежал на боку, не подавая признаков жизни).