Но он не тронулся с места, так и смотрел вверх, лихорадочно хватаясь за ускользающее ощущение. Хотел ей шепотом сказать о своем открытии, но не мог говорить внятно, да она и не слушала. Она увлекала его за собой по темным улицам.
Айзек резко встал, вытер лицо рукавом, втянул носом воздух и высморкался.
Айзек отвел взгляд от застывшего в смертной муке лица. Посмотрел на скрюченные пальцы. Газида удерживали у стола. Перерезали горло и держали, пока не умер. А потом в рот, раскрытый в последнем крике, что-то засунули.
— Дэвид, приходил какой-то парень, возился с уборщиком. Сказал, что тебе надо только хорошенько его подкормить и включить, говорит: будет работать.
Они вышли из мойки. В конце коридора, освещаемая лучами, проникающими через потолочное окно, находилась комнатка, в которой Бенджамин спал. Войдя, он закрыл дверь на ключ. Комната была похожа на колодец: в высоту гораздо больше, чем в ширину. В квадрате потолка находилось грязное окошко. Дерхан и Бенджамин перешагнули через тонкий матрас и подошли к старому платяному шкафу — антикварной реликвии, чья обветшалая пышность разительно не сочеталась с трущобным окружением.
За этой волной на город набегает очищающий сонный прилив. Граждане Нью-Кробюзона крепко спят: на пропахших мочой соломенных тюфяках в Ручейной стороне и в трущобах, на пышных перинах в Хнуме. Спят поодиночке и прижимаясь друг к дружке. Но городская жизнь, разумеется, не делает паузы, поэтому не простаивают ночные смены в доках, не смолкают машины на мельницах и в литейных цехах. Пронзают мглу окрики сторожей и патрульных. Вышли, как обычно, на промысел шлюхи. Совершаются преступления — насилие не провалилось, как ядовитая одурь.