— Они меняются, Айзек, — спокойно сказала Дерхан. — Быстро меняются.
Прежде чем сказать это, он сжал зубы, чтобы унять дрожь негодования. «Мать твою, ты самодовольный фальшивый боров!» — в ярости думал он.
Чем ближе к Вару, тем ниже сорные дюны. Впереди из слоя отбросов поднималась на четыре фута ржавая ограда. Дерхан чуть изменила курс, направляясь к широкому пролому, через который мусор выползал к реке.
Она мягко притянула к ним его руку, предлагая погладить эти хрупкие, совершенно беззащитные крылья, что у хепри считается выражением высшего доверия и любви.
Конструкция разлетелась на части, брызги горящего масла испятнали пол. Рядом с Седрахом плавился металл, трескался бетон.
Порой Лин садилась в одном из небольших кинкенских садиков. Ей было спокойно среди медленно расцветающих деревьев и снующих соплеменников. Она смотрела на видневшиеся меж деревьями бока и задворки высоких зданий. Однажды она увидела, как в окне, будто случайно пробитом в верхней части обшарпанной бетонной стены, выходящей на задний двор, показалась молодая женщина-человек. Она спокойно глядела на своих хеприйских соседей, а за ее спиной развевалось и хлопало от резкого ветра развешанное на шестах детское белье. «Странный способ растить детей, — подумала Лин, представив себе ребенка, окруженного молчаливыми существами с головами насекомых, — столь же странный, как если бы я оказалась среди водяных». Эта мысль вызвала неприятные воспоминания о детстве.