Ой, это я зря, он к двухвосткам неровно дышит. И бледнеет сразу. Немножечко совсем, но заметно.
— А мы тут при чем? Сами напали, пусть сами и спасаются!
— Наконец-то ты научился признавать свои ошибки, Абдулла! Это признак мудрости. Но ты опять немного поторопился. Наш вероломный баши жив. Того, кто под защитой Иблиса и Аджахи, трудно убить. Убедить меня в его гибели сможет разве что отрезанная голова посреди нашего дастархана.
К сожалению, в наших играх иногда убивают по-настоящему. К счастью, в последние годы потерь не было. Но Ира нервничает. Такова испокон века женская доля: сиди и жди, пока мужики где-то там решают свои глупые проблемы, и думай, кто из них заплатит за ошибки слишком дорогую цену… Увы, кто-нибудь обязательно заплатит. И радость победы обернется горечью безвозвратной потери, а праздничный салют не в силах заглушить женский плач.
— Неужели не было другого выхода, Витя? — спросил Пилькевич, — Двенадцать лет, это очень много! Я был уверен, что вы погибли. Неужели не было другого выхода? — повторил он еще раз.
— Нет. Русский был один. Перед стрельбой спрашивал дорогу к дому «железного» Шамси. После ушел на Сарваду.