— Скажи, а какой приз положен тому, кто угадает, что за зверек изображен на знаке?
За последние два дня, испанец начал говорить почти исключительно фразами из митькиных анекдотов.
Всё было кончено. Надо было сдаваться. Но кому? Шабдолов до сих пор не видел ни одного врага впереди. А сзади… Люди Рахмановых, озлобленные двенадцатью годами непрекращающейся войны, пленных не брали.
Всё. Записка дописана и убрана в тур. Не в гранате, а в полиэтиленовом мешке и консервной банке. И рефлексия убрана вместе с запиской. Пять минут расслабухи прошли, и мы валим вниз. Воевать.
— Рискованно в одиночку, — мотнул головой таджик.
Из небольшого кирпичного здания, отведенного под дежурку, выбрался толстый лейтенант, неторопливо подошел к часовому и так же неторопливо заговорил. Даже не зная языка, только по недовольному лицу, усыпанному бисеринками пота, можно было поднять, что офицер крайне недоволен теми, кто заставил оторвать задницу от обильного дастархана.