Андрей жевал сырок с черствым хлебом, запивал безвкусной водой и разглядывал усадьбу. К коляске, едва виднеющейся за домом, притащили какие-то плетеные короба, тут же поволокли обратно. Этак они до ночи провозятся. Нехорошо. Нехорошо чувствовать рядом с собой отчуждение. Подумаешь, племя младое, незнакомое. Знают они то, что начальник не знает.
— Приснилось ей что-то… эротическое. Считает, что мы здесь все вместе весело кувыркаемся. — Андрей проглотил несколько рвущихся наружу излишне эмоциональных определений. — Ты чего херню слушаешь? К выходу готовимся. Без шуток.
— Нужно подойти, сослаться на какого-нибудь знакомого. Наплести что-то про чудесные пейзажи, модные вернисажи, князя N, барона С, вот потом…
— Устала? — хмыкнул Генка. — Ножками полезнее. Быстрее хорошую форму наберешь.
— Ага, я грязная вонючая особа, развратная и гнусная притом, — с не менее торжествующими интонациями продекламировала Мариэтта. — Я откровенна, я носата, я пахуча, не то что ваш безвкусный, ваш диетский, ваш противный голубец. Хочу в Рио-де-Жанейро. К белым штанам и брюнетам.
— Еще бы. Только, чур, на пыль не смотреть. Без уборки последнее время обхожусь.