– Мне тоже почему-то так кажется, – согласился Андрей.
«Московский кроманьонец» – «Большинство продаваемой в столице виагры поддельно и опасно для здоровья».
– Он здесь тыщу раз ездил. И ничего не осталось. Может, парня и не было?
Андрей со стуком закрыл дверь. Челюсти болели, с такой силой зубы сжимал. На звук выглянул Генка, начальник махнул рукой – сиди, смотри свой спорт. Кабинет. Сейф. «ТТ» ждал, старая прохладная сталь. Андрей загнал в ствол патрон, засунул пистолет сзади за пояс брюк.
Генка считал, что Отделение побывало в аналоге Сахары. В больнице по телику передачу смотрел: просто один в один. То, что змеек и жучков не видели, – ерунда. Попалось место такое нежилое. Алексей Валентинович выдвинул осторожную версию о том, что песчаный мир являет собой овеществленное воплощение человеческого ужаса перед одиночеством. Таисия – к ней начальнику пришлось идти в «светелку» – объявила, что почти ничего не помнит. У нее шоковое состояние, общее обезвоживание, потертости ног и т. д. Госпожа Хакасова отлеживалась в одиночестве уже третий день, и, честно говоря, остальные бойцы «КП-29» восприняли отсутствие главного кулинара с облегчением. Обеды и ужины готовил начальник вместе со все умеющим Генкой.
Андрей жевал сырок с черствым хлебом, запивал безвкусной водой и разглядывал усадьбу. К коляске, едва виднеющейся за домом, притащили какие-то плетеные короба, тут же поволокли обратно. Этак они до ночи провозятся. Нехорошо. Нехорошо чувствовать рядом с собой отчуждение. Подумаешь, племя младое, незнакомое. Знают они то, что начальник не знает.