Бедная маленькая крестьянка вдруг стала походить на девочку из благородной семьи. Каждое её слово, каждый жест полны изящества. Сначала я удивлялась этому, но сейчас начинаю понимать, в чём дело: очевидно, мать Мунисэ не была таким уж ничтожеством, как о ней говорят.
Вдруг совсем рядом застрекотал кузнечик, заглушая слова, которые говорил мой кузен счастливой вдовушке. Я чуть с ума не сошла от досады. Мне хотелось крикнуть: «Негодяй, чего боишься?.. Здесь никого нет!.. Говори громче!..»
Больше всего я любила пасхальные каникулы. Когда я приезжала в Козъятагы, чтобы провести там эти две недели, черешни, растущие в большом саду сплошной стеной вдоль забора, были густо усыпаны спелыми ягодами.
— Прошу вас, уйдите из комнаты. Я не смогу одеться у всех на глазах. Представьте себе: Чалыкушу наденет платье со шлейфом и превратится в павлина! Ах, как это смешно!.. Я, наверно, и сама буду смеяться. Как я просила разрешить мне быть на торжестве в обыкновенном платье… Но разве кто послушал?! Никому нет дела до моего горя.
— Ах ты, изящное, маленькое, весёлое существо, совсем непохожее на огромных и безобразных предков теперешних слонов! Я стар и поэтому могу добавить ещё эпитет «красивое». Так вот, красивый благородный ребёнок, отвечай мне, как ты сюда попала?
Дядюшка верно определил эту черту моего характера. Покидая Зейнилер, я жалела детишек, потому что они были для меня и самыми красивыми, и самыми уродливыми, и самыми бедными…