— Это он, твой муж, дочь моя. Я ни при чём.
Вчера же Мунисэ, краснея и стесняясь, обратилась ко мне с просьбой сделать ей причёску, как у меня.
Старуха поправила в лампе фитиль и принялась рассказывать о том, что в лунные ночи эти сады превращаются в рай.
— Пойдём, дочь моя, так будет ещё лучше. Очень хорошо, что ты сразу по приезде посетишь благословенного Зейни-баба.
— Ничего, как-нибудь… Буду макать сухой хлеб в гюльбешекер и есть.
Оставив службу, Хайруллах-бей целые дни проводит дома за чтением книг. Иногда он надевает свои сапожищи, память об армии, вешает через плечо, как жандарм, винтовку, садится на Дюльдюля (это его любимая серая лошадь) и ездит по деревням, лечит крестьян. Дома остаются его восьмидесятилетняя кормилица и старый садовник, которого он величает онбаши.