Реджеб-эфенди недоверчиво смотрел на меня.
Пока я не слышала вещей, которые мне обещал сыграть композитор, но предполагаю, что это чудесная музыка. Мне кажется, прикоснись этот больной, чувствительный человек к обыкновенному куску дерева — и дерево застонет.
Сегодня Чалыкушу навсегда умрёт под осенними листьями, что легли на страницы дневника, омытые ее слезами.
— Отлично, превосходно! — сказал он наконец. — Но здесь чиновники, наверно, не знают диплома этой школы…
В этом году моей Мишель уже не было в пансионе, не то она обязательно заставила бы меня разоткровенничаться и тем самым внесла бы ещё большее смятение и растерянность в мою душу.
— Неужели, если ты счастлива в своём доме и несёшь счастье другим, тебе не будет больно за наше гнездо, которое осиротеет без тебя?