Ана улыбается, поднимается с подушек. У нее небольшой разговор к поэту, что увлечен разговором с соседом справа. Никто не смотрит… Итальянский порошок без следа растворился в бокале. Дело сделано! Теперь можно и поговорить. Неважно, о чем. Просто – насмотреться на всю оставшуюся жизнь в угольные бездны глаз.
Теперь пыль обратилась грязью. Менее вездесущей, но куда более приставучей. Если на брусчатке ее можно терпеть, то здесь, на стройке… А инженеришка тянет за собой.
А капитан совсем не выглядит ни трусом, ни негодяем. Да еще и упорен.
– Одежку для пуль… Чтобы красиво. А еще – видно.
– Я вовсе не собираюсь с тобой драться. По крайней мере, сейчас. Ты пьян или безумен.
Еще Руфину удивил Хайме. Оставив храпящих часовых пятерке парусной команды, повел абордажников под палубу. И немедленно грохнул пистолетным выстрелом. Он потом расскажет, что биться вшестером против десятка едва проснувшихся врагов совсем нетрудно. И приятно. Не то что тихо резать глотки безоружным.