Голландцы ушли. Можно возвращаться к пушкам. Патрик провожает, хвалит за то, что подыграла. Для хорошего человека не жалко, тем более что лгать не пришлось. Однако…
– Две. Зато у меня никакого груза, кроме большого желания поболтать. О торговле. Потому спустите, пожалуйста, петлю.
– Свидетель у меня есть, – объявила Руфина. – Это она не мне излагала! Я попросту решила помочь.
Зря. Зря вы крикнули это под руку, дон Себастьян. Да, молодые дураки. Могли бы надеть помпоны. Только сабля любит рубящий удар, не укол. Так толку от такой защиты? А может, и не зря. Пусть по руке стекает горячее, пусть рубаха окрасилась алым, но в черных глазах тоска Счастливой страны сменяется обычным, человеческим беспокойством. Или больше, чем человеческим?
Всего двоих. Слишком многих снесла картечь, а остатки сдались после того, как страшный испанец, закованный в сверкающий доспех, развалил пополам квартирмейстера. Тогда капитан приказала пленных вязать, а не рубить. Теперь их ждет правосудие, капитана – бочка с водой, а самого Хайме – ярмарка и новый кисловатый вкус. Ну и разговор, конечно.