– Мистер Сторм, что вы делаете! Все вопросы с церемонией вам нужно решать со мной! Видите – наша девочка так устала на своем заводе, что на ногах не стоит… – Люси Холкомб на мгновение задумалась. – И выглядит совсем прозрачной… До вручения наград у нас месяц? Вот и хорошо. Что ж, я намерена лично проследить, чтобы ты, дорогая, достаточно отдыхала каждый день!
Девушка кивнула. Повернулась к капитану, слушавшему разговор про пушки со скептической улыбкой на устах.
Корабль – выбросить на мель. С ним на берег отправляется всего один человек. Коренной чарлстонец, а по штатному расписанию – толкач. Его цель – раздобыть лошадь, добраться до ближайшей станции. Потом – самое трудное… это вам не корабли перехватывать! Нужно найти людей и мулов. Нужно найти воинскую команду – рабочих прикрыть. Команду, что будет разгружать корабль – и должна успеть сделать это раньше, чем на горизонте замаячат корабли блокады, а сквозь ленивые волны рванется морская пехота Соединенных Штатов. Обычно они хоть немного, да опаздывают. Что у них за душой? Голенькие «Fortitudine» да «Per Mere, Per Terram»? У толкача же к патриотизму прибавляется личный интерес. Пятая часть прибыли. Остальное – русским, тем, кто работал на берегу, ополчению штата, что прикрывает работу. Солдатам нужно. Очень нужно. Почти у каждого – семья. А сколько получает рядовой? Тринадцать долларов в месяц – бумажками и жестянками. Для примера: бифштекс в приличном заведении стоит пять. А если корабль удастся обобрать полностью, семье не придется сидеть на кукурузе. Даже если добыча – угольщик! На угольщике, кроме самого угля, тоже много интересного. Паровая машина. Или медная обшивка – тысячи снарядных поясков и поддонов. На берегу знают: дешевый корабль толкач выбрасывать на берег не будет. Его потопят. Или, если на борту «Буслаева» от пленных дышать нечем, – отпустят вместе со всеми невольными попутчиками.
– Да. И я голосовал за республиканцев. Правительство в Вашингтоне – мое правительство, а вы – мятежники.
– Мисс, зачем вам столько меди? Она ведь зеленеет.
– То так… – от волнения у Мецишевского проскочил родной язык.