– Решайтесь, джентльмены! Кстати, шкура «Нью– Айронсайдз» стоила сто тысяч золотых долларов. Я тут поспрашивал у коммерсантов, во сколько они оценят уши или хвосты «Эйджинкорта» и «Минотавра». Цифры мне понравились.
Такова судьба механиков. Не знать, что происходит наверху – только давать мощность, что бы ни произошло, и быть вечно виноватым в том, что не хватило одной лошадиной силы на одну минуту… А если все пройдет гладко, никто особо и не поинтересуется, чего стоило выжать из машины все возможное и чуточку сверху.
– Попадут в плен, повесят их, – объяснила женщина, – за то, что привели ниггеров. За то, что черные солдаты будут убивать, грабить и насиловать…
– Ну, Норман опять прорвался… Ходит в героях. Как и ты… – ага, дернулся. Царапнуло. Ничего, товарищ. Стерпишь несносного однокашника в кабаке – будем считать, что твоей выдержки хватит и в море.
Алексеев вжал кнопку вызова. Немедленно объявился официант с очередной чашечкой. Адмирал принюхался. Вздохнул.
Нет. Проскакивает – сквозь боль утрат, сквозь ежедневные хлопоты и важные дела. Мечта… или тень мечты? Для девушки со Старого Юга – новая. Прежде – несбыточная. Прежде – немыслимая. Только где оно, это прежде? Нет, и не будет больше, даже после войны. Почти все верят, что там, за тяжелой победой ждет былое. Почти все чувствуют, что это – не так. И продолжают поддерживать дело, не первый год сводящееся к праву самим определить – каким будет мир, что наступит, когда утихнет эхо последнего выстрела.