Как он ни владеет собой, но руки… Трость хрустнула, будто тростинка.
Теперь, напротив, занят так, что, не поверишь, дышать забываю. Скоро поход – пока письмо до тебя доберется, я, верно, уж и вернусь в Чарлстон, – а потому приходится переделать множество дел, о которых я и на шканцах приза никакого понятия не имел, да вот пришлось убедиться, что главная работа командира – на берегу.
– Точнее не скажешь, – соглашается молодой нахал. После чего крестится – широко и не в ту сторону, как все схизматики. Впрочем, какая разница? Кто сказал, что Господь не мятежник? Или – не русский…
А потом был «Колокол». Изданный отчего-то не в Лондоне, а в Цюрихе. Голос старшего помощника, слова, рвущие сердце злыми иглами. В корпусе приходилось читывать пушкинское «Клеветникам России». Герцен отписал в прозе, слабее – но отозвался не на минувшую битву, а на ту, что шла здесь и сейчас.
Потом… Доклад мистеру Мэллори она переписывала четыре раза – но в Ричмонд отправилась бумага, которую не задело ни слезинки. Сухая, деловая… обычная. Все и продолжилось – обычно. Те же бумаги, которые она прежде готовила как секретарь, теперь пришлось подписывать. А в прочем…