У него на «Невском» погибли только друзья… но ведь и они оставили в сердце пустоту. У Берты погиб отец. Ей было неизмеримо хуже. Она девушка – а реветь смела разве в подушку. Все, чем смог помочь Алексеев, – правильно помолчать рядом, через очередную кальку. Бдение по умершему – испанский обычай, это он узнал потом. Никто не говорил ни слова – кроме чертежей.
«Нам следует помнить, что те, кого мы зачастую именуем москалями, себя зовут русскими – как звала себя литовская шляхта, пока не приняла польскую культуру… Именно эти люди дали лучшие примеры посполитой доблести! Или у них были «москальские» души? Если мы, оставаясь в империи, сохраним свою душу и увлечем «москалей» нашей культурой – Польша протянется до Амура! И русское правительство этому нисколько не препятствует».
Ни прекрасные дамы Чарлстона, ни сам «принц Евгений» не знали, что и эту публикацию проплатил все тот же русский посланник. Как нужно подавать информацию американцам – что северным, что южным, – он знал хорошо. И, совершенно не опасаясь за чужие зубы, беседует с жертвой низкой политики.
– «…если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной!» – продолжает Джексон.
Казалось, после такого везения непременно должна наступить черная полоса. И она пришла – в дыму и пламени, охватившем город. После первых докладов Андрей Александрович Попов почувствовал себя Наполеоном… ничего приятного! Но у Наполеона не было паровых помп, слаженных экипажей – и местного населения, живо помогающего бороться с огнем. Пламя угасло, над городом взошел налитый кровью от дыма глаз полуденного светила… Над городом, что окончательно превратился из враждебного в союзный. Даже история Москвы двенадцатого года – русский моряк не против потрепать языком за дармовой выпивкой – пошла на пользу: сторонники Севера никак не могут отделаться от обвинений в поджоге…
А снаряды падают и на батарею. Там… лучше не отнимать от правого глаза подзорную трубу, а левый не открывать. Главное, что выстрелы и заряды оказываются в стволах вовремя, и наводить пока есть кому. Похоже, расчеты увлеклись – почти как во время испытаний на скорострельность. Это хорошо… и плохо. Хорошо, что увесистые снаряды и заряды к ним кажутся почти невесомыми, хорошо, что выстрелы чаще, чем раз в две минуты. И плохо. Почему… она не знала. Нет, знала. Командиры орудий перестали думать и продолжают упорно долбить одного и того же врага.