– Журналист, и верит газетам? Всего лишь зданий, причем пустых. Один к одному – за каждый сожженный британским десантом дом во Владивостоке, Петропавловске, Новоархангельске, других эвакуированных поселениях приморской области и Аляски.
– Хорошая пушка, точная. Да что там – лучшая она у нас была! И она не виновата, это канониры картуз с мелкозерным порохом вогнали, в спешке-то… Так она только и взяла, что подносчика да заряжающего. Брызнула бы в стороны – вся погонная батарея сейчас бы рыб кормила. Почините ее, капитан. Хотя бы под половинный заряд! Больно точная.
И если у русских такие мичманы… Какие у них тогда адмиралы? И не является ли американская междоусобица для этих людей в лучшем случае схваткой двух хунт за какой-нибудь Гондурас? Если не войной зулусов с готтентотами. Несмотря на все пушки Уэрты. Потому что пушки – это пушки. Но любое оружие – ничто без людей, которым этим оружием сражаться.
Но какое все-таки облегчение, когда бо́льшую часть работы делают другие! Мешки с рудой снова ползут в сторону железной дороги, лопаты переворачивают песок. В порту корабль бы уже опустел, здесь – едва тронут. Для полного счастья северяне, что осматривали выбросившийся на берег пароход, не поленились затопить трюмы. Так что груз сильно потяжелел, да и доставать его стало куда трудней. Так что сейчас ее работа – посматривать, чтобы за спиной не сговорились.
Снова голос. Другой, совсем другой… но похожая сила иногда слышалась в словах отца и старшего брата.
– Скорее, молоко с кофе… испанский рецепт, жена выискала. Настоящий мне нельзя, а я привык. Еще с Чарлстона. Вот и приходится пить такой. Или желудевый. Жена уверяет, что гадость, а я в ту войну привык.