– Всего толку вышло, что руки погреть. Ну, еще, кажется, снайпер. Но патронов извели… И времени. Столько мучились с ограничителем!
– Под парами. Парусов нет вообще, но это – не суть. Как ты относишься к тому, чтобы снова выйти в море?
– Очень рад! Увы, покаюсь – этот великолепный револьвер всего лишь повод поговорить на стрельбище, без лишних ушей. Как вы знаете, я креол. Человек с французской кровью, рожденный в Америке. Вот именно, я в первую очередь гражданин своего штата, но кровь и язык помогают завязывать связи. Француз всегда предпочтет иметь дело с человеком, общим ему по языку и равным по культуре. Дружба же чувство прочное, и не всегда его разрывает объявленная правительством война… Иными словами, коммандер, я кое-что узнал, и это должно оказаться вам полезным. Я некоторое время колебался, ведь разгласить полученные в конфиденциальной беседе между добрыми друзьями сведения – неприлично. Но когда я увидел, как этот боров Стекль пытается толкнуть вас на верную гибель, я решил: один друг не должен обижаться, если его слова спасут другого моего друга.
Страх отступает перед смехом. Перед гневом. Перед заботами. Чарлстонцы не молятся, чтоб чаша миновала, только исполняют долг старательней, а живут – ярче. Балы, гремящие на улицах военные оркестры, обеды и ужины. Обычное гостеприимство превратилось в вызов врагу. На неприятельские снаряды Чарлстон отвечает ароматным дымком кухонь.
– Чирик, какой сейчас настрой у мистера Линкольна?
Берта и кивнуть не может по-человечески, только улыбается. Шире, чем положено воспитанным девицам. Да попросту до ушей! В уголках сияющих глаз поблескивает…