Такси отъехало, Данила припарковался на его месте, и, очень озадаченный, вышел из машины. Женщина зашла в круглосуточно работающий торговый центр — высокий, четырехэтажный, в котором, однако, витрины ярко светились лишь на первых двух этажах. Четвертый был совсем темный, накрывавший здание черной шапкой, а третий — тусклый, будто где-то в сердцевине этажа зажгли слабый фонарь, свет которого едва доходил до окон.
Я преодолеваю себя и пью таблетки, прописанные мне хорошим врачом. Он считает, что я до сих пор переживаю из-за потери мужа. Я и впрямь переживаю, но считаю совершенно излишним уточнять, по какому именно. Поверьте, мы хорошо жили с Никласом, и я испытывала к нему все положенные чувства: благодарность, уважение, искреннюю симпатию… Что не помешало мне обрадоваться его смерти, потому что наконец-то я могла делать все, что считала нужным.
Настроение у Романа было паршиво-озабоченное, и та его часть, которая чувствовала себя паршиво, предложила вызвать такси, отправиться в какой-нибудь клуб, снять там красивую девочку и беззаботно провести ночь. Однако та часть, что была озабочена происходящим, напомнила о проведенной «чистке мозгов ершиком для унитаза» — так эту процедуру именовал его шеф.
Я родился и вырос в поселке, который называется Сортировочный. Понятно почему: через него много путей проходит, грузовые вагоны сортируют: одни на север, другие на юг, третьи на Москву или в Архангельск… Только никакой сортировкой мне в этом слове и не пахло, а пахло сортиром, вот чем! Вонью, мочой и нищетой. Правильное было название у нашего поселка, очень ему подходящее. А следующей, в десяти минутах езды на электричке от нас, была остановка под названием Четыреста пятьдесят третий километр. Ясно? Даже имени собственного не присвоили станции, лишь трехзначный номер.
Въехавшая во двор машина посигналила такси, и его пассажирку скрыло мягко поехавшее вверх стекло. В следующую секунду такси тронулось, а сыщик, сложив зонт, направился обратно к дому. «Иди, иди, родной, — торопил его Данила. — Иди, не оборачивайся. Уехала она, все…»
Она немного заволновалась, но даже не пыталась возмущаться, выскакивать из кресла…