— Ну что ты, Ниночка! Тебе нужно почаще глядеться в зеркало.
Что-то из того, что он мне сказал, задержалось в моей бедной голове и мешало, как заноза в ухе. Наконец я поняла, что именно.
Дождь вдруг перестал, и почти в ту же секунду выглянуло солнце. Прохоров видел, как сыщик сложил зонт, посмотрев на небо, где рваные остатки туч уже разгонял ветер. Погода сменилась так внезапно и быстро, как будто поменяли декорации.
— Ты знаешь, лучше, чем могло бы быть. Принимаю ванну, лежу в пене… — Он издевался надо мной. — Пускаю целлулоидных утяток. Знаешь, желтеньких таких? Плещусь в водичке…
— Очень! Ужасно понравилось! А ты видела, как Кот в сапогах прокатился по сцене колесом? Видела? — Он захлебывался от впечатлений, жестикулировал, оборачивался к занавесу, словно надеялся, что у спектакля будет продолжение. — Ма, а мы еще раз пойдем на «Золушку»? Пойдем, пожалуйста!
Когда Прохорова пихнули на заднее сиденье и он почти упал возле светловолосого парня, зашипев от боли, «шкаф» наклонился к нему, невозмутимо сгреб обе его руки и защелкнул наручники на запястьях. Когда и откуда он успел их достать, Данила даже не заметил.