Девушка не пошевелилась, не отвела взгляда, но что-то в ее глазах заставило Вику резко обернуться. Кирилл, показавшийся ей в тусклом свете огромным, как тролль, возник из-за ближайшей витрины, и приближался так быстро, что даже если бы в его руке она не видела пистолета, то все равно не пыталась бы бежать.
Вика негромко рассмеялась, высвободила пальцы и провела по его щеке. Теперь настала очередь Кручинина сдерживаться, чтобы не отшатнуться от ее прикосновения.
— Ты чего орешь?! — с тихой яростью спросил он и, поскольку я молчала, оторопело глядя на него, заподозрил худшее: — Что, паспорт проворонила?
Она не просто спрашивала, она просила о помощи, умоляла оставить ей хотя бы надежду на сказку, которая едва не разрушилась, когда она упала под взглядами переполненного театра.
Справедливости ради нужно сказать, что бог услышал мою отчаянную молитву. Правда, поняла я это позже, гораздо позже. А тогда я еще перекрестила мужа на прощание — чтобы все у него было хорошо, у моего Кирилла, чтобы все обошлось, чтобы его сохранили высшие силы… И, крестя, сама не верила в то, что все наладится.
— Здравствуй, дорогая, — тихо и почти нежно сказал Кирилл. Слышно было так хорошо, что я с трудом подавила порыв обернуться — мне показалось, что я увижу его за спиной, в двух шагах. — Как поживаешь, Викуша?